Он пришёл работать в скорую врачом первой кардиологической бригады, потом 19 лет работал начмедом, 14 — заместителем главного врача по лечебной работе. Выйдя на пенсию, стал работать врачом линейной бригады. Одним из ярких воспоминаний жизни оказался День Победы, в который все жители родной Алек-Заводской высыпали отмечать во дворы с криками и слезами. Крики потом догнали на работе. Встречались те, кто хамил и нападал. Но всего этого всегда оказывалось мало для того, чтобы отказаться помогать.
Фото: CHITA.RU
Я не люблю нытиков
Мечты быть кем-то были у всех. Я же… Родился в Чите, окончил пятую школу — десятилетку, остался, и мне некуда, кроме как в медицинский, было податься — технических вузов тогда не было. Ребята меня сагитировали: «Голова соображает, это твоё, всё пойдёт!» А мне математика нравилась. До сих пор помогаю знакомым десятиклассникам задачи решать.
Жил и вырос я на Александро-Заводской. Мы там с ребятами всегда пропадали в лесу, уходили в верховья Кайдаловки. У всех было своё хозяйство: у нас — козы, у соседей — коровы. И мы летом животину всегда пасли. В лесу изучили всю растительность ещё до школьной ботаники. Грибы, ягоды, всё тащили домой.
Я помню, как закончилась война, мне было 8 лет. Когда объявили об этом, все вывалили из домов, кричали: «Ура, Победа!» Обнимались и поздравляли друг друга. А с 1945 по 1953 год до смерти Иосифа Сталина было тяжело. Нас было четверо парней и одна девочка. Жили мы на окраине, и нас спас большой огород, свои козы, курицы, свиньи. Был даже конь свой у деда, коров только не было — отец не любил держать. Сильнее всего мы голодали в 1947 году. До 49-го года хлеб был по карточкам.
Поступил на лечебный факультет в 1956 году. В 62-м по направлению пришёл работать на скорую. Вначале я был рядовым врачом выездной бригады, в 1967 году на 19 лет стал начмедом. А с 1986-го возглавил на 14 лет станцию. Потом пенсия — пенсионеров не особо держат на таких должностях, нужна смена поколений. И я сам ушёл на рядовую должность. И уже 17 лет работаю врачом выездной бригады.
Супруга моя — тоже медик, работала в клинической больнице. У нас есть сын, ему 42 года. У него опасная работа в противопожарной службе. Медицина ему никогда не была интересна. Сыну нравилась техника, он учился в железнодорожном техникуме. Теперь он работает в Молоковке, охраняет военный санаторий. Я туда езжу к нему и ухожу в лес по ягоды и грибы. Есть две внучки — пятиклассница Таня и почти первоклашка Яна.
Я бы спокойно мог уйти на пенсию — у меня была мысль устроиться на лесной кордон. Но когда родились внучки, мы им стали помогать. У меня сорвалась лесная мечта. И продолжил работать, потому что 60 лет — это не возраст, и здоровье позволяло. Да, можно было уйти в другое учреждение, но я остался. Зато пенсию заработал человеческую.
Сейчас я смотрю — все сопли распускают: работы нет, туда-сюда. Думать надо, чем заняться. Всегда можно найти что-то, взять участок. Я терпеть не могу нытиков. Сразу на правительство начинают пенять.
После учёбы мне предлагали на кафедре физиологии работать. Но там бы я материально ой-как страдал. На скорой был заработок, и это привлекало. Можно было работать на две ставки. Зарплата была 72,5 рубля. А на двух ставка — 135 рублей без налога, хоть и тяжело работать. Я мог и одежонку купить.
На чиновничьих должностях, 33 года, я не бросал работать на полставки на скорой. Я стал замглавврача по лечебной работе через 5 лет после института — вокруг врачи другой квалификации, большего опыта — мне хотелось быть лучшим. Тогда много читал литературы, чтобы быть выше, доквалифицироваться.
За 55 лет я выехал на 51 530 вызовов. Конечно, контингент больных был разный — и терапевтического, хирургического профиля. Были сложные случаи, бывало, ошибались в диагностике, но до смерти больного из-за этих ошибок никогда не доходило. Поступал повторный вызов, ехал более квалифицированный врач, разбирался, а потом на утренней конференции разбирали, как качественно отработала смена. И сейчас такое продолжается.
Но был один случай, который завершился трагично. Я только начал работать, в 7.00 бригаду вызывала к мужчине его мать. Я начал с ним говорить, чувствую, что он с нарушением психики, хотя и не агрессивный, на вопросы отвечает. Бросилось в глаза, что у него была скачка мыслей — когда человек производит впечатление интеллектуала, но не останавливается на одной мысли. Такое бывает у больных шизофренией. Тогда со мной не было помощника или фельдшера. Я предложил матери отвезти его в ПНД (психоневрологический диспансер), позвонил туда. Она отказалась. Оставил их дома… И через час он её убил. Тогда мне ничего не было за это: первые 3 года молодых специалистов не наказывают, их учат. Тактически надо было вызвать милицию, но это всё была теория. Самый-самый такой случай… Сейчас я шизофреников щёлкаю, как орешки. Изменилась с годами и тактика оказания психиатрической помощи, у нас есть спецбригада на скорой.
Врач скорой помощи — это специалист, который должен знать все неотложные состояния любого профиля и возраста — от детей до стариков. Раньше ведь не было специализированных бригад.
Хамство
Помню примерно три случая, когда в мой адрес проявляли хамство и рукоприкладство. Научился за годы тому, что врач должен с порога понимать, какая обстановка в доме-квартире, как встречают, и уметь владеть ситуацией. Как бы вас ни провоцировали, всё должно закончиться благополучно.
Сейчас медицина — это услуга. Мы, получается, стали оказывать услугу, обслуживать. Это рождает определённое отношение людей к нам. Началось ещё с 1991 года, когда произошёл ельцинский переворот. Я это так и называю — последствия ельцинского режима. Как сегодня относятся к медикам? Хамство жуткое. Менталитет поменялся. Люди забыли о гуманности.
Я честно скажу, что по отношению к медикам себя наглее ведут приезжие из других стран и цыгане. Вот был вызов к одному цыганскому мужчине с хроническим заболеванием лёгких, которому вызывали скорую каждый день. Провели ему диагностику, ввели препарат. Девушка, которая была рядом, лезла всё время с комментариями. С ещё одной женщиной они кричали, в первую городскую просились. Но тогда дежурила больница на Черновских. Кое-как мы их уговорили, с криками доехали. Пока ехали, включили мигалку, чтобы чисто психологически выиграть. Они там в салоне кричали, но замолкли. Я столько за 54 года не слышал матов и оскорблений. Они остановились, только когда я пообещал вызвать полицию.
Быстро на вызов приехать сложно
Скорая должна приезжать быстро — в течение 15 минут. Но у нас в Чите высокая обращаемость. Это значит, что плохо работает поликлиническая служба. Даже президент Путин сегодня по телевизору говорил про очереди и талончики, про качество помощи в поликлиниках. Это главный узел. С хрониками ведь поликлиники вообще не работают.
Я постоянно веду статистику. За один из последних месяцев из 110 человек — 46 старше 60 лет, из них показания к госпитализации только у восьми человек. Тем не менее, они всё время вызывают. Мы так и называем — утренний и ночной объезд, и вызывают только пожилые люди. Всё упирается в работу поликлиник — они с ними недорабатывают.
Что касается количества бригад, то их недостаточно. По всем правилам на 10 тысяч населения нужен один круглосуточный пост. А в Чите при 340 тысячах жителей 22 поста (в каждом может быть и две, и три бригады). А максимум, который мы при штате можем развернуть — 25. Из-за нехватки транспорта у нас 22-23 поста еле-еле работают. Ясно, что в каком-то проценте случаев мы не сможем показать 15-минутную доступность.
Ещё одна проблема родилась в свете нового министерского приказа, согласно которому общепрофильные бригады не нужны и должны работать только фельдшера. Если работает 22-23 поста, то в половине из них в основном молодые фельдшера. А врачебных бригад — всего 10. И если человек видит, что у него молодой фельдшер, он может продублировать вызов — пришлите мне врачебную бригаду.
И это не всё. С подачи минздрава к Чите присоединили на обслуживание часть Читинского района — Беклимишевское направление и Бургень. По 60 и 100 километров до каждого. Одна круглосуточная бригада дежурит в Верх-Чите. Ну что она, за 15 минут в Беклимишево приедет? Планируется, что присоединится весь Читинский район.
И, главное, автопарк обновляется слабо. Он изношен — дыры латают каждый день, пять — шесть машин стоит с задранными капотами. Новых машин у нас в прошлом году на скорую досталось три — так раззвонили по всему краю и до центрального телевидения добрались.
Действует и распоряжение главы Читы Анатолия Михалёва, поддержанное краем, касающееся работы с пьяными людьми. Были ликвидированы вытрезвители, а на улицах остались пьяные люди. Первой к ним приезжает полиция. Видят, что пьяный — сразу вызывают медиков. Был приказ экс-министра здравоохранения Бориса Сормолотова, что пьяного человека в лёгкой степени опьянения должны увозить на скорой. Степень эту никто из полицейских или медиков не может определить, надо ехать в наркологический диспансер. Полицейские просят написать справку, что, мол, гражданина нельзя к ним. Мы его забираем, начинаем разговаривать — он не нуждается в медицинской помощи. Если он говорит, что не нуждается, мы, согласно приказу, должны отвезти его домой. И вот мы их развозим пьяных по домам. Это тоже отнимает много времени — а кто-то ждёт. Он адрес не называет, мы ищем травматические знаки на голове или теле, до пояса, чтобы написать подозрение на травму и везём в дежурную больницу, если он в тяжёлой степени опьянения. Они недовольны. Но все мы выполняем приказ. Я всегда врачам говорю — я же не домой к вам его привёз, этот презент. Это мешает всем работать.
Возраст
Бывает, когда на вызовах с сомнением начинают спрашивать, сколько мне лет. Я же, когда приезжаю, не говорю: «Сколько вам лет, дожили до такого возраста, зачем вам врач?» Это бестактность. Так вот и по отношению ко мне такой вопрос — бестактность.
Я стараюсь по максимуму показать всё, что знаю, фельдшерам. Сразу говорю, что надо всегда вести себя тактично и руководить ситуацией, не строить из себя самого умного, просто вести. Чаще всего нас вызывают пьяные-рваные. А ещё часто вызывают просто потому, что у населения не хватает денег на препараты. А мы введём, дадим. Лекарства дорогие. Если по полочкам разложить, почему высокая обращаемость — всё упрётся в организацию здравоохранения.
Из тех, кто пьянь-рвань, больше людей юного и среднего возраста. Начиная с 12-14 лет, и потом самые работоспособные — 25-30 лет. Такой вот социальный срез. Иногда мы выезжаем откачивать и далеко не бедных людей. Всё это — наша работа.
Я не делю по социальному статусу — для меня на вызове все больные. Это я потом могу эмоционально рассказать. В работе я делаю полезное.
Меня профессия научила тому, что в любой ситуации надо быть человеком. Такая мудрость приходит с возрастом, это ясно. До того как я стал начмедом, мне казалось, что я всё знаю. Может, поэтому с тем шизофреником так вышло. Врач не должен быть самоуверенным. На приёме всё отрицательное в себе надо отодвигать в сторону. Врач должен быть предельно собран, рассчитывать за секунды варианты. У нас есть в медицине алгоритмы расспроса и прочего. Но на деле задача — применить знание.
Медик никогда не должен показывать, что он не знает, что делать. В любом случае надо действовать, включать голову, решать.
У скорой сегодня хорошее оснащение — экспресс-тесты для диабетиков, сердечников, беременных. Но вся соль в том, что мы ездим с таким оборудованием на старых телегах.
Я отвлекаюсь от всего на даче — завтра поеду сажать морковь. Там я забываю, кто я. Я просто человек. Зимой отдыхаю на лыжах, а летом — в лесу, собираю грибы и ягоды.
Я всегда хожу пешком. Надо гулять.
Я не знаю, сколько ещё проработаю.
